Яков Ядовый — Биография / История
Я́ков Петро́вич Я́дов, фамилия при рождении Давы́дов (1884, Киев — сентябрь 1940, Москва) - российский, советский поэт, писатель-сатирик, киносценарист, эстрадный драматург, автор слов популярных песенок времён НЭПа, среди которых: «Цыплёнок жареный», «Мурка», «Бублички», «Фонарики», «Гоп со смыком».
Работал в качестве стихотворного фельетониста в советских газетах «Одесские известия», «Станок», «Моряк» (Одесса), «Трудовой Батум», «Пролетарий», «Всеукраинский пролетарий», «Харьковский пролетарий» и «Коммунист» (Харьков), «Красное Знамя» (Владивосток). В 1920-е годы жил в Одессе, потом в Ленинграде; с 1930 года — в Москве. Автор сценариев нескольких ранних советских агитфильмов.
В 1926 году, в самый разгар НЭПа, к мотиву предложенному эстрадным куплетистом Григорием Красавиным, Яков Ядов написал стихи к легендарной песне «Бублички». Вот как вспоминал историю создания произведения сам Красавин: "У меня была привычка собирать мелодии песенок на всякий случай. Бывало, услышу где-нибудь в кафе или в ресторане что-нибудь характерно-эстрадное прошу пианиста дать мне ноты. Одна из этих мелодий мне пригодилась в 1926 году. Я тогда жил в Харькове, и туда приехали известные администраторы Аркадий Вольский и Борис Рейф. Они меня приглашали на открытие сезона в Одессу — в Театр миниатюр на Ланжероновской улице. В процессе разговора, когда я старался выяснить, в чём состоит одесская «злоба дня», они мне сказали, что в Одессе на всех углах продают горячие бублики с утра и до вечера и с вечера до утра. Только и слышно: «Купите бублики, горячие бублики…» Вот это, сказали они, стоило бы отразить в песенке. Кто это может сделать хорошо и быстро? Только один человек — Яков Петрович Ядов! Через несколько часов мы были на Сумской улице в квартире Ядова. Якову Петровичу очень понравилась музыка. Он сразу загорелся: «Это прекрасная идея! Надо показать в этой песенке несчастную безработную девушку, мерзнущую на улице ради куска хлеба, умирающую с голода для обогащения нэпмана, так сказать, одна из „гримас нэпа“». Он задумался, потом добавил: «Идите в столовую пить чай, а я буду печь бублики». Мы сидели в кругу семьи Ядова, пили чай, а в соседней комнате стучала пишущая машинка. И не прошло тридцати минут, как Ядов без заминки прочел то, что я сейчас исполню…". Интересно, что после пары исполнений этого произведения в Одессе, оно зазвучало по всему городу. В тот же году «Бублички» попали в Нью-Йорк и были переведены на идиш.
Двадцатые годы были отмечены для Якова Ядова множественными переездами. В этот период ему довелось жить и трудиться не только в газетах Киева и Одессы, но и Харькова, Батуми, Владивостока. В 1929 году он перебирается в Ленинград. Однако, после возникших трений с Обществом Советской Эстрады (ОСЭ), руководители которого считали творчество Ядова низкопробной безидейщиной, уезжает и из него.
Однако, из-за трений с руководителями культуры, жёстко критиковавших и обвинявших Якова Петровича в пошлости и мелкотемье, его материальное положение с каждым годом становится всё хуже. В середине 30-х годов его и вовсе исключают из Литфонда, что фактически приводит к нищете. На жизнь он зарабатывает куплетами для Утёсова и миниатюрами для эстрадных юмористов, например, для Петра Муравского, конферансье и музыкального фельетониста. Кстати, подписывая свою фотографию последнему, Ядов горько иронизирует: Яков Петрович Ядов. Великий писатель Бауманской улицы и её окрестностей.
Отчаяние и безысходность серьёзно подрывает здоровье. В таком состоянии 16 апреля 1940 года он пишет бывшему Генеральному прокурору СССР, а на тот момент вновь назначенному Заместителю председателя Совета народных комиссаров СССР А. Я. Вышинскому, где в частности говорит о травле со стороны Общества Советской Эстрады (ОСЭ), о фактическом решение ликвидировать Ядова, как несогласного с РАППовскими установками в области эстрады:
Видя, что силы неравны, что меня могут угробить, я уехал в Москву. В моё отсутствие, за неимением Ядова, ОСЭ ликвидировало эстраду вообще, а затем самоликвидировалось.
Но в Москве я не спасся. Рапповцы устроили мой «творческий вечер», на котором разгромили меня в пух и прах, причислив к лику классовых врагов. При этом один из ораторов с циничной откровенностью заявил:
Этот «творческий вечер» стоил мне кровоизлияния в мозг, к счастью, лёгкого. Вызванный врач настаивал на немедленном помещении меня в больницу. Но как не члена профсоюза (мне было отказано в приёме) меня ни одна больница не брала. Рапповский секретариат тогдашнего Всероскомдрама отказался мне в этом помочь. Гибель казалась неизбежной. Тогда жена обратилась с письмом к тов. Сталину с просьбой помочь её мужу выздороветь. И немедленно из секретариата тов. Сталина последовало распоряжение о предоставлении мне всех видов лечения. Меня положили в больницу, и я был спасён. (…) Затем вдруг Литфонд известил меня, что меня исключают из Литфонда, так как моя литературная продукция не имеет художественной ценности. Но аккуратно взимать 2 % с авторского гонорара, получаемого за «нехудожественную» продукцию, Литфонд продолжает до сих пор.
Неизвестно дошло ли это письмо до адресата, но в скором времени после обращения о помощи Якова Ядова не стало.
1884-1919 годы
Яков Петрович Давыдов, известный под литературным псевдонимом Ядов, родился в еврейской семье в Киеве на Подоле в 1884 году. Его первые публикации относятся к 1912 году. Он печатает сатирические стихи и фельетоны в местной прессе на русском и украинском языках как под собственным именем (Я. Давыдов), так и различными псевдонимами (Жгут, Боцман Яков, Яків Отрута, Яків Боцман и Пчела). С 1916 года работает в киевской газете «Последние новости», где публикует стихотворные фельетоны на русском языке, а с 1917 года, ещё и на украинском в газете «Народна воля» (под псевдонимом Яків Отрута). Тогда же случались печататься и в периодических изданиях Одессы и Николаева. К этому времени он без преувеличения стал мастером во всех жанрах журналистики: писал политические обозрения, фельетоны в стихах и прозе, пародии, эпиграммы, очерки, сатирические обозрения для театра миниатюр.1920-е годы
В 1918—1919 годах в Киеве беспрерывно менялась власть. В поисках лучшей жизни Давыдов уезжает в Одессу, где под псевдонимом Ядов работает в газете «Одесские известия», а как Яков Боцман пишет фельетоны в газете «Моряк». В Одессе Яков Петрович познакомился с И. Ильфом, Е. Петровым, В. Катаевым, К. Паустовским. В 1920 году им написана пьеса «Там хорошо, где нас нет», которая прошла в ряде театров юга России. Двадцатые годы характерны и тем, что с этого момента Яков Петрович Давыдов всё своё творчество осуществляет под единственным псевдонимом — Яков Ядов.В 1926 году, в самый разгар НЭПа, к мотиву предложенному эстрадным куплетистом Григорием Красавиным, Яков Ядов написал стихи к легендарной песне «Бублички». Вот как вспоминал историю создания произведения сам Красавин: "У меня была привычка собирать мелодии песенок на всякий случай. Бывало, услышу где-нибудь в кафе или в ресторане что-нибудь характерно-эстрадное прошу пианиста дать мне ноты. Одна из этих мелодий мне пригодилась в 1926 году. Я тогда жил в Харькове, и туда приехали известные администраторы Аркадий Вольский и Борис Рейф. Они меня приглашали на открытие сезона в Одессу — в Театр миниатюр на Ланжероновской улице. В процессе разговора, когда я старался выяснить, в чём состоит одесская «злоба дня», они мне сказали, что в Одессе на всех углах продают горячие бублики с утра и до вечера и с вечера до утра. Только и слышно: «Купите бублики, горячие бублики…» Вот это, сказали они, стоило бы отразить в песенке. Кто это может сделать хорошо и быстро? Только один человек — Яков Петрович Ядов! Через несколько часов мы были на Сумской улице в квартире Ядова. Якову Петровичу очень понравилась музыка. Он сразу загорелся: «Это прекрасная идея! Надо показать в этой песенке несчастную безработную девушку, мерзнущую на улице ради куска хлеба, умирающую с голода для обогащения нэпмана, так сказать, одна из „гримас нэпа“». Он задумался, потом добавил: «Идите в столовую пить чай, а я буду печь бублики». Мы сидели в кругу семьи Ядова, пили чай, а в соседней комнате стучала пишущая машинка. И не прошло тридцати минут, как Ядов без заминки прочел то, что я сейчас исполню…". Интересно, что после пары исполнений этого произведения в Одессе, оно зазвучало по всему городу. В тот же году «Бублички» попали в Нью-Йорк и были переведены на идиш.
Двадцатые годы были отмечены для Якова Ядова множественными переездами. В этот период ему довелось жить и трудиться не только в газетах Киева и Одессы, но и Харькова, Батуми, Владивостока. В 1929 году он перебирается в Ленинград. Однако, после возникших трений с Обществом Советской Эстрады (ОСЭ), руководители которого считали творчество Ядова низкопробной безидейщиной, уезжает и из него.
1930-е годы
С 1930 года Яков Ядов поселяется в Москве на Бауманской улице. Здесь, как внештатный корреспондент, печатается в газетах «Труд» и «Вечерняя Москва». Активно сотрудничает с Л. Утесовым, В. Козиным и множеством других не столь известных исполнителей.Однако, из-за трений с руководителями культуры, жёстко критиковавших и обвинявших Якова Петровича в пошлости и мелкотемье, его материальное положение с каждым годом становится всё хуже. В середине 30-х годов его и вовсе исключают из Литфонда, что фактически приводит к нищете. На жизнь он зарабатывает куплетами для Утёсова и миниатюрами для эстрадных юмористов, например, для Петра Муравского, конферансье и музыкального фельетониста. Кстати, подписывая свою фотографию последнему, Ядов горько иронизирует: Яков Петрович Ядов. Великий писатель Бауманской улицы и её окрестностей.
Отчаяние и безысходность серьёзно подрывает здоровье. В таком состоянии 16 апреля 1940 года он пишет бывшему Генеральному прокурору СССР, а на тот момент вновь назначенному Заместителю председателя Совета народных комиссаров СССР А. Я. Вышинскому, где в частности говорит о травле со стороны Общества Советской Эстрады (ОСЭ), о фактическом решение ликвидировать Ядова, как несогласного с РАППовскими установками в области эстрады:
Видя, что силы неравны, что меня могут угробить, я уехал в Москву. В моё отсутствие, за неимением Ядова, ОСЭ ликвидировало эстраду вообще, а затем самоликвидировалось.
Но в Москве я не спасся. Рапповцы устроили мой «творческий вечер», на котором разгромили меня в пух и прах, причислив к лику классовых врагов. При этом один из ораторов с циничной откровенностью заявил:
— Ядова надо ликвидировать, так как из-за таких, как он, нас (то есть рапповцев) на эстраде не исполняют.
Этот «творческий вечер» стоил мне кровоизлияния в мозг, к счастью, лёгкого. Вызванный врач настаивал на немедленном помещении меня в больницу. Но как не члена профсоюза (мне было отказано в приёме) меня ни одна больница не брала. Рапповский секретариат тогдашнего Всероскомдрама отказался мне в этом помочь. Гибель казалась неизбежной. Тогда жена обратилась с письмом к тов. Сталину с просьбой помочь её мужу выздороветь. И немедленно из секретариата тов. Сталина последовало распоряжение о предоставлении мне всех видов лечения. Меня положили в больницу, и я был спасён. (…) Затем вдруг Литфонд известил меня, что меня исключают из Литфонда, так как моя литературная продукция не имеет художественной ценности. Но аккуратно взимать 2 % с авторского гонорара, получаемого за «нехудожественную» продукцию, Литфонд продолжает до сих пор.
Неизвестно дошло ли это письмо до адресата, но в скором времени после обращения о помощи Якова Ядова не стало.
